«Это была игра в русскую рулетку. И я не знал, выйду ли живым». Истории жителей Снигиревки, переживших пытки в оккупации

Город Снигиревка, 2025 год. Фото: «НикВести»

Три года назад украинским военным удалось выбить из небольшого городка на Николаевщине, Снигиревки, российскую армию. О временах оккупации здесь говорят крайне редко. Последствия пребывания здесь россиян для самих снигиревчан - это болезненная тема. А преступления российской армии - сверхчувствительный вопрос. Люди не желают вспоминать ни плен, ни угрозы, ни места, где их держали. И возвращались из которых не все. Но об этом предпочитают молчать. И их молчание - часть этой истории.

Корреспондентка «НикВести» пообщалась с теми, кто согласился рассказать о пережитом в подконтрольной армии РФ Снигиревке.

«Говорить на камеру с журналистами? Да мужчина в жизни на это не согласится, даже не просите об этом, - отвечает на нашу просьбу жительница Снигиревки Екатерина (имя изменено), - Да, он был в оккупации, они приходили к нему, забирали несколько раз. Но говорить с вами об этом он точно не будет».

Реклама

С женой одного из героев этого репортажа мы познакомились случайно. Женщина долго колебалась и сомневалась, захочет ли муж рассказывать о пережитом. Но после получаса раздумий сдалась и протянула лист с номером: «Позвоните ему, я его предупредила».

«За мной приходили четыре раза»: история Владимира

Когда россияне дислоцировались в Снигиревке, людей «на яму» или «на подвал» забирали за связь с ВСУ, членов семей военных, которые были в АТО, за политические взгляды, а часто - при отсутствии каких-либо причин для этого. Просто, «потому что что-то не понравилось», рассказывает муж Екатерины. Владимир (имя изменено) поделился, что ему трудно и больно вспоминать то время, но на разговор согласился.

Вещи, оставленные где-то российскими военными. Фото: «НикВести»

«За все время за мной приходили 4 раза. Последний раз меня перенаправили аж в Голую Пристань. Это было во время контрнаступления, кажется, сентябрь. Наши начали накрывать Херсон, а я там в камере сидел, и они меня вместе со всеми перевезли туда, я не должен был там быть. На той камере сидели какие-то партизаны, военные, а я гражданский человек. Мы оказались в каком-то пансионате. Около 200 человек сидели в плену», - вспоминает мужчина.

Мужчина говорит, что горожан часто забирали, потому что у россиян происходила ротация. ФСБ менялась на контрразведку, заходили новые военные, а это означало, что за теми, кто есть в списках, придут снова.

«Русская рулетка. Каждый раз с мыслью, а что сейчас, отпустят или не отпустят? После каждого возвращался, недели две приходил в себя. Конечно, эти последствия я ощущаю на себе и сейчас. Меня сильно били в области живота, теперь есть проблемы с почками. Лечусь, куда я денусь..., - улыбаясь, говорит Владимир. - Но я за себя не боялся, за жену - конечно. Меня пока не было, она со своими подружками, знакомыми таскала оружие с одного на другое место, что-то прятали, кому-то помогали. А россияне об этом даже не спрашивали. То есть, что я реально знал и владел информацией, они даже не заикались об этом».

Владимир вспоминает, что оказавшись на оккупированной Херсонщине, казалось, что его уже перевезли или в Донецк, или в Крым. Установив личность мужчины, сами россияне не понимали, как он оказался среди пленных.

«Они мне говорят: «Что ты здесь делаешь?», а я не знал, что говорить. Конкретно там, я их не интересовал. Они меня вывезли на трассу связанным и выбросили из КАМАЗа на окружной дороге. Ребята ехали на Снигиревку из Копани, узнали меня по футболке, они меня подобрали. Теперь это моя счастливая футболка».

«За 8 месяцев в моем доме было 20 обысков»

На разговор без «масок» с нами согласился только Виталий Лященко. Сын мужчины в начале военной агрессии вступил в территориальную оборону, о чем было известно и российским военным, которые имели соответствующие «списки».

Виталий Лященко, житель города, который помогал при эвакуации местных. Фото: «НикВести»

«Возил я нашим пацанам и солярку, и шипы, помогал, чем мог. Поэтому и пришли. Это был какой-то полковник ФСБ, я не знаю ни позывного, ничего. Он один светит лицом, все остальные - «черепашки-ниндзя», все в масках. И вот приходили они ко мне очень много, а забрали всего лишь раз».

Мужчина вспоминает, что задержали его после третьего обыска дома и повезли на «подвал» - застенок, который обустроили в местном отделении полиции. Тогда они искали сына Виталия.

«Они меня забрали, чепчик на голову нацепили, возле меня бойца поставили, чтобы я не убежал, и повезли в райотдел. Спрашивали, где сын, собирали всю информацию, кто его товарищи. Ну, ФСБшная тема», - вспоминает он.

Отпустили россияне его через 4 часа. Когда он вернулся, то узнал, что сын планировал идти сдаваться, чтобы освободили отца:

«Он хотел идти к ним сдаваться. А его мать не пустила. И когда я вернулся и узнал об этом, говорю: «"Ты что, дурак? Тебя ищут, не меня. Мне по зубам надают, да и все, а тебя убьют сразу».

Только в конце марта 2022 года Виталий Лященко забрал своего сына и еще нескольких ребят, которые помогали ТРО, и вывез их в направлении Нового Буга, и вернулся в город.

Весь период его нахождения в Снигиревке, российские военные останавливали его на блокпостах, проверяли машину и переспрашивали друг друга «Здесь отец Лященко, он нам нужен или отпускаем?». И только в октябре 2022 года, когда в городе не было ни Росгвардии, ни ФСБ, это закончилось.

Эти истории - лишь две из множества пострадавших от российских военных, рассказывает Дмитрий Шалабода, начальник отдела противодействия преступлениям, совершенным в условиях вооруженного конфликта Николаевской областной прокуратуры.

Начальник отдела противодействия преступлениям, совершенным в условиях вооруженного конфликта Николаевской областной прокуратуры Дмитрий Шалабода. Фото: «НикВести»

На момент освобождения Снигиревского района в ноябре 2022 года правоохранители обнаружили по меньшей мере два места содержания людей. Однако точное количество тех, кто прошел через пытки, до сих пор установить трудно - не все имеют силы или желание говорить о пережитом. Прокурор добавляет: иногда рассказы жертв становятся известными только через много месяцев, или же - никогда.

«Сегодня каждый свидетель или пострадавший, который решается говорить - это для нас не просто рассказывает свою историю. Он документирует преступление в первую очередь. Преимущественно пыткам в оккупации подвергались люди, которые принимали участие в антитеррористической операции на востоке Украины, общественные активисты, которые не боялись высказывать свою проукраинскую позицию, работники правоохранительных органов (в том числе бывшие), которые в силу различных обстоятельств не смогли своевременно эвакуироваться на территорию, контролируемую Украиной и тому подобное. Сейчас в Едином реестре досудебных расследований зарегистрировано более 30 уголовных производств по таким фактам», - рассказывает Дмитрий Шалабода.

Застенок в Снигиревке: как выглядит место содержания сейчас

Нам удалось побывать на территории одного из застенков в Снигиревке. Это бывший разбомбленный райотдел, в котором дислоцировались россияне. В помещении, которое использовали для содержания и пыток гражданских, абсолютная тишина.

Разрушенное атаками военных здание райотдела, где находились россияне. Фото: «НикВести»

Здания с ободранными стенами, на которых до сих пор видны написанные краской рашистские «Z», «За победу», «1941-1945». Внутри все разбито, окна разбиты, а в углах - бутылки, ведра, обломки мебели. Здание в таком состоянии с 2022 года и что с ним будет дальше, у властей пока ответа нет.

Надписи внутри здания, которые оставляли после себя российские оккупанты. Фото: «НикВести»

Надписи внутри здания, которые оставляли после себя российские оккупанты. Фото: «НикВести»

Надписи внутри здания, которые оставляли после себя российские оккупанты. Фото: «НикВести»

По сегодня прокуратура активно продолжает работать над привлечением виновных к ответственности, однако часто сложно даже установить личность преступника. добавляет прокурор Дмитрий Шалабода.

Над этим Николаевская областная прокуратура активно сотрудничает с международными организациями - расследователями военных преступлений россиян, которые кроме консультаций приобретают за средства доноров необходимые для доказывания в конкретном уголовном производстве спутниковые снимки местности, на которых в конкретное время зафиксированы на пусковых рубежах соответствующая техника вооруженных сил РФ. Кроме того, привлекаются эксперты, которые были членами трибуналов по расследованию военных преступлений в других странах, которые предоставляют соответствующие выводы и рекомендации, делятся практикой международных судебных инстанций и наработками правоохранительных органов в этой сфере.

В частности прокуроры отдела областной прокуратуры тесно сотрудничают с представителями мобильных групп правосудия Global Rights Compliance. Об этом в интервью «НикВести» рассказывал и королевский адвокат, президент фонда Уэйн Джордаш. Специалисты помогают в консультировании по вопросам международного гуманитарного права и права прав человека, использовании разведывательных данных из открытых источников (OSINT) для усиления сбора доказательств и предоставлении специализированной экспертизы для усиления местных усилий по построению дел против виновных в преступлениях, особенно на уровне политического и военного руководства.

Правоохранители в Снигиревке фиксируют последствия военной агрессии. Фото: Николаевская областная прокуратура

По состоянию на 2025 год благодаря этой совместной работе сообщено о подозрении 22 лицам в 19 производствах, в суд направлено 15 обвинительных актов в отношении 22 человек. Судами Николаевской области принято 5 обвинительных приговоров в отношении 6 человек.

Но несмотря на усилия правоохранителей, реальное наказание виновных - это долгий и сверхсложный путь. Многих российских военных, причастных к пыткам, задержать физически невозможно. Те же кто пережил это на себе, остается со своей травмой внутри. Люди «сшили» себя сами: молчанием, работой, бытом.

И Владимир, и Виталий, и еще множество украинцев, кто оказался лицом перед русским миром, продолжают жить жизнью, которая была украдена войной. Но прошлое возле них. Оно остается в воспоминаниях, разрушенных зданиях, в теле, которое до сих пор лечит врач или в футболке, которую не решаются выбросить. Истории, которые пережили эти люди, - это свидетельство не только о жестокости оккупантов, но и о силе тех, кто выжил. И об их молчании, которое должно иметь голос.

Алиса Мелик-Адамян, «НикВести»